Читать интересную книгу Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света] - Игорь Тихорский

Получив в 7-й службе трудовую книжку на имя Шестова Станислава Андреевича и два паспорта — общегражданский и заграничный на то же имя, Стасик уехал домой, позвонил парочке коммерсантов, в том числе на всякий случай Басаргину, парочке знакомых писателей средней руки и через три дня сидел в отделе кадров издательства «Мефисто».

Глава пятая

Итак, стал я сотрудником отдела рекламы и реализации издательской фирмы. Когда-то, мечтая о литературной карьере, я частенько видел себя издательским работником, для начала редактором, потом, чем черт не шутит, и главным редактором. Но… как говорил один мой институтский друг на второй день беспробудного пьянства, «жись слонжа». Тем не менее хотя бы отчасти юношеские мечты мои осуществились.

Что мне здесь придется делать, кроме выполнения прямых обязанностей, то есть писания рекламных проспектов и аннотаций на книги о вурдалаках и прочей нечисти, на выпуске которых специализировалась фирма, я понятия не имею.

Акимыч, у которого нюх — дай Бог каждому, заверил меня, что дух «Пророка», как он условно назвал мифического Магомета или Мухаммеда, предполагаемого главаря одной из крупных наркобанд, незримо витает вокруг этого издательства, один из работников которого, судя по всему, закадычный дружок директора, недавно благополучно помер от передозировки. А материальное доказательство присутствия призрачного «Пророка» — сувенирные ксерокопии доллара, найденные в спальне Николаева и в кармане Шалыгина с идентичной надписью на обороте «Не забудь отца радного».

Я, правда, с ходу двинул версию, что бумажки эти — напоминания о долгах, за неуплату которых обоих и кончили.

Акимыч не возразил, но и не поддержал моего предположения, только сказал пару ласковых напутственных слов:

— Действуй, Слава, понахрапистее. Обаяй дамочек. Особенно обрати внимание на бухгалтерию, там все сплетни концентрируются.

Деятельность моя началась нормально. Поскольку легче всего знакомиться и завоевывать симпатии за обеденным столом, появлялся я в столовке, одним из первых, и уже через пару дней мне удалось вовремя занять место за столом рядом с главной бухгалтершей — типичной представительницей бухгалтерной категории служащих в моем понимании. Обесцвеченные волосы, завитые мелким бесом, овальное, лишенное всякого выражения лицо и какие-то пустые, блекло-голубые глаза. Именно глаза я решил отметить, задержавшись за столом чуть подольше, и, когда мы остались одни, совершенно искренне заявил:

— Ну, Людмила Валерьевна, у вас такие глаза, что без содрогания просто невозможно на вас смотреть. — И добавил: — Прошу прощения за столь грубый комплимент, но я не смог удержаться.

К моему удивлению, «дама-окунь», как я ее мысленно окрестил, приняла мои идиотские слова за чистую монету и чуть смущенно, но с достоинством ответила:

— Спасибо, Станислав Андреевич, мой муж, он недавно умер, часто любовался моими глазами и говорил примерно то же самое, хотя я лично не вижу в них ничего особенного.

Я чуть не поперхнулся компотом, улыбнулся, и все соображения по поводу безвременной кончины супруга остались при мне.

А уж при виде секретарши издательства я просто расплывался и млел. Кстати, не только по долгу службы. Тамара действительно была вполне в моем вкусе. В меру сообразительная, в меру приветливая. Я, честно говоря, люблю, когда у секретарши всего в меру, особенно сообразительности, потому как уверен, что чрезмерные умственные способности ничего, кроме вреда, женщине на секретарском месте принести не могут. Кроме того, во власти Тамары были факс и ксерокс, которые меня как представителя отдела рекламы и реализации особенно интересовали. Факс стал интересовать меня, когда однажды утром, придя на работу раньше на целых полчаса, я заметил ленту, свисающую из его щели. Очевидно, передача была рано утром. Не отрывая ее, я бегло просмотрел сообщение. Кроме нескольких чисто деловых «факсограмм», я обнаружил две довольно любопытные строчки: «Контракт заключен. Сырье прибудет во вторник».

Казалось бы, что странного? Наши снабженцы как-то говорили мне, что на заре основания издательства для удешевления бумаги закупалось сырье — целлюлоза, которая затем обменивалась на бумажных фабриках на готовую продукцию. Но нынче не 1990 год. И практика закупки сырья давно уже была прекращена. При случае я забрел в производственный отдел, подсел к зам. заведующей и между делом выяснил, что сырье издательство, как правило, уже не закупает, но предложения о закупке время от времени продолжают поступать, и старым клиентам в виде исключения начальство не отказывает.

Поболтавшись около стола Тамары, я между парой комплиментов и двусмысленных намеков спросил, нет ли для нашего отдела какого-нибудь делового сообщения, обещающего миллиардные контракты и соответственно сумасшедшие прибыли. Оказывается, один факс из Новосибирска был, правда, ничего особенного не суливший, — так, небольшой контракт на две тысячи экземпляров. И тут Тамару вызвали в кабинет директора. Я успел вытащить из-под амбарной книги сегодняшний факс, уже разрезанный на соответствующие части, быстро выбрал нужный мне листок и сунул его в свою папку. Поскольку ксероксом, стоящим у дверей бухгалтерии, пользоваться не возбранялось, я откатал бумаженцию и сунул оригинал обратно под амбарную книгу.

Что мог означать факс о сырье, было неясно. Но чем черт не шутит? Может, и впрямь целлюлоза, а может, что-нибудь полюбопытнее? На всякий случай копию я припрятал.

К концу дня прошел слух, что 29 декабря ожидается пьянка в кабаке по поводу встречи Нового года. На следующий день слухи подтвердились. Пьянка, следовательно, будет в среду, а во вторник прибудет какая-то посылочка. Как правило, в издательство привозили только книги в запечатанных пачках из типографии. Основная часть тиража шла на склад. Но десяток пачек из каждого тиража доставляли в издательство. Лежали они обычно в кладовке у завхоза, а когда там не помещались, их складывали в коридоре. Из этого запаса подбирались подарочные комплекты нужным людям в самых различных учреждениях. Здесь же и наши работники могли купить книги по отпускной цене, без спекулятивной надбавки.

Во вторник пришла машина, экспедитор Коля выгрузил восемь пачек очередного бестселлера, сложил в кладовку. Я предложил Коле помощь в переноске пачек, он равнодушно согласился. На вес все пачки были примерно одинаковы, на ощупь тоже, похоже, содержали только книги.

Больше никаких машин не было. Но второй экспедитор часов в пять вечера на издательской «девятке» привез для директора отдельную пачку без наклейки.

— Брак, что ли, директору привезли? — спросил я у Тамары.

— Наоборот, — засмеялась она. — Подборка книг других издательств. Виталию Алексеевичу в резерв, на подарочки в мэрию. После праздников на прием пойдет по поводу нового помещения.

— Ишь ты, своих разве мало? — удивился я.

— Своих-то хватает, да лучше всяких разных, да покрасивее.

На том день и закончился.

Пьянка удалась на славу. Я напропалую ухлестывал за Людмилой Валерьевной и Тамарой, да и других хорошеньких сотрудниц не забывал, однако при этом старался особенно присматриваться к гостям.

Кстати, здесь впервые я лицезрел супругу Виталия Алексеевича Милиту Альфредовну — даму интересную, довольно стройную и не по годам моложавую. Даже явственно видная над верхней губой полоска темной растительности не портила ее.

— Что, не прочь схлестнуться усы на усы? — услышал я рядом мужской голос.

— Да нет, куда уж мне? Хотя дама видная.

Со мной говорил парень — косая сажень в плечах, с бычьей шеей и стрижкой полубокс. «Телохранитель директорский», — догадался я. Бабы в издательстве поговаривали, что этот Василий даже живет в доме своего хозяина, и скорее всего не без оснований, как ехидно заметила однажды Тамара.

— Выпьем? — предложил я Василию. — Кстати, мы не знакомы. Стасик меня зовут.

— Василий, — ответил парень и добавил: — Я свою норму уже принял. А ты, я вижу, маленько перебрал.

— Ну да! — храбро ответил я. — Моя норма немерена.

— Ты на Милиту не особо заглядывайся. Шеф этого не любит, — наставительно заметил Василий и отошел.

Вечер подходил к своему логическому концу. Оставались самые стойкие. Людмила все лезла ко мне и увлекала плясать. Нескольких парней увели подруги. Кто-то кричал: «Давай русскую! Надоело под Америку плясать». Главный художник пытался непослушными пальцами выловить маслину из блюдечка, потом голова его бессильно упала на стол. Я решил, что пора сматываться. Кстати, и Тамара вроде собралась уходить. Я выждал момент, когда Валерьевну кто-то увел курить, и во время танца предложил Тамаре смыться. Мы с ней оделись, вышли на проспект Майорова, то бишь Вознесенский нынче. Едва мы прошли метров пятьдесят и я подумывал уже, как пригласить ее в мастерскую знакомого художника, как вдруг страшный грохот раздался у меня в голове. Падая, я слышал крик Тамары, кто-то еще раз врезал мне башмаком в лицо, я успел схватить этот башмак и дернул на себя, потом каким-то чудом приподнялся и попал кулаком в лицо упавшего, успел ударить еще раз, но, получив в свою очередь пару прямых в голову, отключился.